Неточные совпадения
Согласился гетьман вместе с
полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу
оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству.
Через несколько недель
полковник Семенов (брат знаменитой актрисы, впоследствии княгини Гагариной) позволил
оставлять свечу, запретив, чтоб чем-нибудь завешивали окно, которое было ниже двора, так что часовой мог видеть все, что делается у арестанта, и не велел в коридоре кричать «слушай».
— И бумаги никакой не
оставляли нашему
полковнику?
— А как хозяйство-то
оставить, — на кого? Разорят совсем! — воскликнул
полковник, почти в отчаянии разводя руками.
Тогда Епишка неизменно гнал юнкера в карцер,
оставлял на две недели без отпуска и назначал на три внеочередных дежурства. А потом вызывал к себе учителя,
полковника инженерных войск, и ласково, убедительно, мягко говорил ему...
В клубе дворянском по серенькой и по радужной в один вечер
оставляли, а чином советник, всё равно что военный подполковник, одним только чином ниже полного
полковника будут.
—
Полковник, — сказал он, — нельзя ли вас попросить — конечно, со всевозможною деликатностью — не мешать нам и позволить нам в покое докончить наш разговор. Вы не можете судить в нашем разговоре, не можете! Не расстроивайте же нашей приятной литературной беседы. Занимайтесь хозяйством, пейте чай, но…
оставьте литературу в покое. Она от этого не проиграет, уверяю вас!
— Позвольте мне теперь,
полковник, — с достоинством начал Фома, — просить вас
оставить на время интересную тему о литературных ухватках; вы можете продолжать ее без меня. Я же, прощаясь с вами навеки, хотел бы вам сказать несколько последних слов…
Нет,
полковник! живите один, благоденствуйте один и
оставьте Фому идти своею скорбною дорогою, с мешком на спине.
Вельможа вывел сына в люди, но состояния ему не
оставил — и этот сын (отец нашего героя) тоже не успел обогатиться: он умер в чине
полковника, в звании полицмейстера.
— Злодей! — продолжал Рославлев, устремив пылающий взор на
полковника, — я
оставил тебя ненаказанным; но ты был в плену, и я не видел Полины в твоих объятиях!.. А теперь… дай мне свою саблю, Александр!.. или нет!.. — прибавил он, схватив один из пистолетов Зарецкого, — это будет вернее… Он заряжен… слава богу!..
Ровно за десять лет
оставил я их офицерами Измайловского полка: Мартынов был
полковником, служакой, а Воропанов — капитаном, вовсе фрунтовой службы не знающим, потому что всегда находился адъютантом у полкового командира.
Мы
оставим в покое — и
полковника Вейсса, как развратителя нашего дворянства, и народный характер, состоящий в эклектизме, и сравнение Юстиниана с Кокоревым, и сочувствие к телесному наказанию, столь наивно выраженное; мы не коснемся собственной логики г. Жеребцова, пройдем молчанием те качества, какие выразил он в характеристике недостатков высшего сословия в России и в примечании к этой характеристике.
В это время швейцар подал мне записку из дому: меня уведомляли, что какой-то проезжий
полковник привез Ф. Н. Глинке печатный экземпляр «Ревизора» и
оставил у него до шести часов утра; что Глинка прислал экземпляр нам и что все ожидают меня, чтобы слушать «Ревизора».
Таким образом пролежал Топтыгин 3-й в берлоге многие годы. И так как неблагополучные, но вожделенные лесные порядки ни разу в это время нарушены не были и так как никаких при этом злодейств, кроме «натуральных», не производилось, то и Лев не
оставил его милостью. Сначала произвел в подполковники, потом в
полковники и наконец…
— Человек он добрый, только слаб ужасно. В одном полку со мной служил;
полковник прямо ему предложил, чтобы он по своей слабости
оставил службу. Товарищи стали обижаться, ремарку делает на весь полк.
И
полковник с чувством обнял спикера и облобызал его дважды, причем мокрые от вина полковничьи усы
оставили свой влажный след на гладко выбритых, лоснящихся щеках советника.
«Между подчиненными генерала был
полковник — человек хитрый, недобрый и дьявольски самолюбивый. Прикрытый маскою смирения и благочестности, лести и вкрадчивой покорности, он выиграл расположение генерала и был принят в доме, как свой. Когда генералу настала надобность выехать надолго из Петербурга, он,
оставляя нас, поручил любимцу своему навещать нас, обедать с нами и беседовать вроде компаньона».
Толки о позорном, из ряда вон выходящем «messaliance» — как московские матроны называли брак
полковника Хвостова с приживалкой своей матери — возбудили много сплетен в обществе, но прошло несколько месяцев, явилась новая московская злоба и «молодых» Хвостовых
оставили в покое.
У последней был сын, юноша лет двадцати трех, служивший офицером в одном из расположенных в Белокаменной столице полков. Муж Хрущевой,
полковник, был убит во время Отечественной войны,
оставив своей жене и сыну лишь незапятнанное имя честного воина и незначительную пенсию.
Там, запершись на ключ, находились теперь наш полковой командир, наш ротмистр и виновник всех наших сегодняшних бед, Август Матвеич. Они вошли в эту комнату по приглашению
полковника, и о чем они там хотели говорить — никому не было известно. Три офицера и батюшка заняли ближайшую к комнате позицию сами — по собственному побуждению и по собственной предусмотрительности, из опасения, чтобы не
оставить своих беспомощными в случае, если объяснения примут острый характер.
— De Bal-machevе! — сказал король (своею решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся
полковнику) charmé de faire votre connaissance, général, [[Бальмашев] очень приятно познакомиться с вами, генерал,] — прибавил он с королевски-милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, всё королевское достоинство мгновенно
оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
А вы как судитэ, молодой человек и молодой гусар? — прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне,
оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал
полковника.
— Опять-таки,
полковник, — говорил генерал, — не могу я, однако,
оставить половину людей в лесу. Я вас прошу, я вас прошу, — повторил он, — занять позицию и приготовиться к атаке.